>>> Из дома Вайса

Коста любил, когда под колесами шуршал гравий. Это было что-то из детства, велосипедного и бездумно счастливого. Хотел бы он, чтобы его детство было беззаботным, но судьбе было угодно другого. Трудолюбие и вечное равенство на отца.
Хотелось бы мужчине, чтобы возле дома был гравий. Но сейчас под колесами не шуршали ничего, кроме бетона подземной парковки. Сплошное невезение или маленькая плата за то, что Роднин имел – кто же тут разберет.
Хотя наличие гравия не смущало настолько, насколько озадачивал факт дальнейшей транспортировки Нагисы. То что на руках его таскать уже будет несколько слишком нахально Коста прекрасно понимал. С другой стороны – рыжий за время молчания и езды вполне мог уснуть. Вытащить ключи зажигания, выйти из машины, обойти и открыть дверь со стороны пассажира – только для того, чтобы убедиться, что ему не стало плохо или что-то в этом роде.
- Пойдем? – наклоняясь над дверцей, вглядываясь в полумраке в черты лица, почти неосознанно протягивая руку и дотрагиваясь кончиками пальцев до плеча. И голос невольно понизил, говорил бы шепотом, если бы умел, да только голос Косты, кажется, на такое был не способен. – Нам придется немного поблуждать. До лифта.
Парковка и правда была тут знатная. Большая, чтобы хватило на всех жителей сего дома. Да только вот настолько элитное здание не могло никак набрать жильцов настолько, чтобы было под завязку.
И по странному стечению обстоятельств, не смотря на это, были времена, когда на парковке не было свободного места.
- Надеюсь, лифт вообще работает. – выпрямляясь и потирая большим пальцем переносицу Коста задумчиво оглядел парковку. Полупустая.
Или полу полная. Надо задуматься о уровне своего оптимизма.

Вот так живешь, практически спокойно, все свои тридцать один год, живешь. Никого не трогаешь. Считаешь себя уже довольно опытным, многое повидавшим и многое чувствовавшим на своей шкуре. Живешь своей, какой-то уже давно определившийся жизнью, распланированной и четкой, даром, что не швейцар, что живет по часам.
А потом приходит в жизнь один человек и постепенно понимаешь, что за какие-то несколько часов внутри происходит такой переворот собственных ценностей, что в пору бежать и спасаться. Только куда от себя убежишь, когда этот самый человек так доверчиво на плечо оперся, куда уже убежишь, когда руки как-то сами по себе бережно приобнимают плечи, а ты сам, затаив дыхание, словно боишься спугнуть момент.
- В этом доме еще и не такое бывает.
Тихо, но отвечая. Все же что-то нужно сказать, оттянуть момент. Идти уже никуда и не хочется, но и стоять тут глупость. Убедить самого себя, что если бы это было противоестественно, то было бы противно. А сейчас совсем не так.
И это, откровенно говоря, пугало.
Как пугало и то, что на каком-то импульсе рука тянется к щеке, касаясь кожи, убирая пряди выбившихся из хвоста рыжих волос за ухо, разглядывая лицо. Неторопливо и почти нежно, с трудом унимая дрожь в пальцах. Так странно – почти любоваться мужчиной. То, что перед ним отнюдь не замена девушки Роднин все более четко осознавал. Может, зря, но по крайней мере так было честнее. К себе, к нему. К осознанию того, что же он все-таки делает. 
Вздох, короткий, Коста только переносицу потер, на момент прикрывая глаза. Это наваждение момента, это пройдет. Пусть не противно, но так не правильно. Так почему же хочется, чтобы не кончалось?
«А потому что ты, Костя, дурачок. Вот тебе и неймется».
- Прости. – не понятно за что, а может, наоборот все ясно. За вечер, за прикосновения, за безмолвные обещания того, чего быть не может. Это Роднин натурал со стажем. Тяжело с ним, наверное, явно не самому любителю женщин. Хотя то, что он хост должно было облегчать его участь… но эта мысль явно была не правильной. И это Коста почему-то так четко понимал, что стало действительно неудобно перед рыжим существом. Стоило уйти еще тогда, не поддаваясь мыслям.
А может и не стоило. Чтобы не жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.
«С утра просто уйду из его жизни. Как многие мужчины. Только…»
Мягкое движение, обнимая одной рукой за спину, второй рукой подхватывая под колени. Надо же, почти привычно и так легко, шагая прямо и не устало по знакомому маршруту. Лестница, лифт, площадка. Опустить его на пол перед дверью, открывая, почти на автопилоте, отступая, пропуская гостя вперед. Закрыть дверь – и словно что-то осталось за спиной тяжелое. Дома оно как-то уютней. Как-то совсем по…
По-домашнему.
- Пить хочешь? – стягивая с себя плащ, вешая на крючок вешалки, на ходу задевая пальцами сенсор на включателе. Мягкая вспышка света, не яркая, сильный свет сейчас ни к чему.
- Ты… проходи. Если хочешь - та дверь в ванну. Умыться. Я пока чай заварю.
Проследил краем глаза, чтобы гость до пункта назначения нормально добрался, да и на кухне исчез. Наверное, больше для того чтобы постоять, упершись руками о столешницу, прикрыв глаза и опустив голову, собраться с мыслями. Белье на кровати свежее, значит Нагисе не придется ждать, пока он ее перестелет. Минута, две, Коста все же поднял голову, слыша, как щелкнул закипевший чайник. Когда он его включил – уже не так важно. Мягкими, почти кошачьими движениями заварить чай. Роднин задумчив, и это видно во всем – во взгляде, в движениях, в неторопливости. Тонкий аромат чая – и мужчина, с подносом в руках, появляется в зале.
- Вот теперь я поиграю роль хоста. – с теплой улыбкой на губах, размещая чай на столике. – Правда, не уверен, что у меня получится так же, как у тебя.
«... только вот уходить совсем не хочется».

Хрупко и ломко – мгновение. Такого неопределенного счастья, может просто радости. Уюта, спокойствия – всего, что мелькало за этот день. Хрупко и ломко, настолько, что, кажется, хватит неловкого движения, чтобы все в одно мгновение рухнуло. Тонкая корочка льда, мыльный пузырь – второе теплее, воздушнее, но хрупче. Первое холоднее, призрачнее, прозрачнее…
Хрупко и ломко, да? Чувствовать себя слоном в посудной лавке, быть столь неловким и клясть себя за это. Когда он стал похож на подростка Коста уже даже не задумывался. Оно просто стало так – и он не мог понять, чего хотелось больше.
Поддаться и сделать из хрупкой корки толстую толщу, такую, что не разобьешь ничем. Или махнуть рукой, так неаккуратно, и разрушить все в момент.
Странной печалью, легкой болью в груди – так непривычно, быть в этой квартире еще с кем-то. С кем-то, голос и само присутствие которого как-то странно тянуче отзывается в сердце.
С кем-то, на чью улыбку хочется ответить своей. Коста и отвечает, отчего-то немного грустно, стараясь даже двигаться более аккуратно, чем обычно. Мягче, слово кот, хотя на медведя сам похож. Интересно, а медведи тоже умеют быть нежными?
- Все настолько безнадежно, да? – с намеком на смех в голосе, чашку, одну из двух, пододвигая рыжему. Сейчас хостом его назвать язык бы не повернулся, и Роднин даже, наверное, понимал причину изменения своего такого отношения.
Хост бы не стал так скромно улыбаться. Робко и очаровательно – и боги, неужели он правда думает, что парень может быть настолько очаровательным?
«Отоспаться… может, пройдет?»
Кощунственно – думать. Ведь уже решил там, возле дома Нагисы. Решил да и сам забыл. Сомнения, пока они бродят по голове, Константин снимает пиджак, расслабляет галстук и несколько устало опускается на диван. Вроде рядом, но между ними еще есть расстояние. Все же есть что-то такое, в большой мебели-то, спасающее положение. Прикрыть на миг глаза и понять, что даже жаль, что он такой просторный.
- Значит, как хозяин должен развлекать беседой? – а голос тих да мягок и, откровенно говоря, хочется просто уютно помолчать. Но и говорить, как это не парадоксально, тоже хочется. Странное ощущение. Что-то на грани. Или-или.
Выбор, выбор поведения, фраз. Это немного выматывает, но это подстегивает и интригует. Ходить по лезвию, по краю – давно Роднин не испытывал такого чувства. А сейчас, наблюдая за Рыжим и ловя себя на совершенно разных ощущениях, Коста просто неожиданно для себя полностью расслабился. Может, русское «авось», а может тоже русское «ай оно идет так, как оно идет» - но это так было вдруг и осталось рядом, что Роднин только улыбнулся, прикрывая глаза ресницами и откидываясь устало на спинку дивана.
- Ты спать если захочешь – спальня в твоем распоряжении. – потирая переносицу и открывая на миг глаза, чтобы поглядеть на стол. Тянуться за кружкой было откровенно лень, поэтому чай еще на пять минут побудет бесхозным и непритронутым. – Дать рубашку может? Не в этом же спать будешь… Хотя, зачем я спрашиваю. – улыбка на губах, расстегивая запонки на рубашке и заворачивая чуть рукава, теребя рассеянно в руках серебристые шарики-застежки.
«Мда, и рубашка одна будет на нем как сорочка. Что-то я слишком большой в сравнении».
Большой и надежный. Все же, ложные надежды да, для такого мальчика? Хотя вообще интересно, как геи определяют, кто им нравится.
«Стоп… я подумал – интересно?... Главное – не спросить».

Вот уж не думал Коста, что какие-то у него там «Данные» есть. Нет, Лион конечно любил приговаривать, что его бы мускулы да в нужное (разумеется, самому Лиону) русло, цены бы ему не было, но никогда всерьез не воспринимал такие заявления Роднин, всегда сводил подобные разговоры в шутку. А тут так уже не воспринималось. Оставалось только сдержать слишком уж пристальный взгляд на Рыжего и не поддаваться на искушение флирт поддерживать. Был это он или нет, может, снова профессиональные навыки Нагисы, но в итоге Косте даже польстило, что его могут считать привлекательным. Даже если для такой профессии.
«Вот мы и узнали, да, кто как и кому может нравиться?»
Только вот добавляло ли это знание радости – был еще тот вопрос. Вроде и приятно, с другой стороны настораживало. Настораживали свои мысли, настораживало то, что же Нагиса мог подумать про самого Роднина. Хотелось ведь просто заботиться. А не пугать или еще что-нибудь, и уж оставлять неблагоприятное впечатление тоже не хотелось.
Исчезнуть после всего? Константин не был уверен, что уже сможет. С легким выдохом, почти неслышным, потянуться к столу, с глухом цоком опуская на него шарики запонок, зацепить кружку за ручку, поднося к губам и делая глоток. Чай успокаивал. Наверное, можно даже сказать, умиротворял. Только порядка в голову не добавлял вовсе.
- Спальня. – подтверждая и улыбаясь в ответ на удивление. Ну да, без задних мыслей, вероятно, редко что Рыжему предлагали. Правда, еще пара дней в таком стиле и Роднин сам с уверенностью не сможет сказать, что у него тоже мыслей не появляется. Это сейчас он держит себя в руках. Хотя нет, скорее просто не приемлет того, что может произойти. Поэтому – он спокоен. Просто уверенный в себе мужчина, отдыхающий в обществе другого мужчины, пусть так мало знакомого, но весьма интересного. Просто немного слишком милого.
И оттого волнительного.
- В зале холодно с утра бывает. Я-то люблю прохладу когда просыпаюсь. Тебе, думаю, это придется не по душе.
Пусть пустая отговорка, пусть Роднин действительно думает, что Нагисе холод не по нутру. В общем-то, лучше было бы как можно скорее остаться одному. А может, и не стоило.
Путаница в голове, в мыслях, в действиях. Поэтому, чтобы не потеряться еще больше Коста делает еще глоток чая, поднимаясь и ероша свою челку.
- Пойдем тогда…
Все же неуверенность проскользнула в голосе, но мужчина махнул на все рукой (мысленно, конечно) и прямым шагом направился в спальню. Там – к шкафу, открывая и доставая мягкую рубашку. Сам такие только дома и носил. В последнее время, правда, она практически и не вынималась – дни были напряженные, и Коста только сейчас сообразил, что уже около недели приходил домой только поспать. А кто же будет спать в рубашках?
Правильно, кто угодно, но только не Роднин, которому практически всегда было жарко. Что поделать, если большой и теплый?
- Держи. – обернуться к парню, вручая одежду, помедлить. Вроде и прощаться надо, точнее даже не надо, а пора. И чем скорее, тем лучше. Да и поспать надо человеку. – Тебя… разбудить может надо? С утра. – и как-то так совсем-то по-русски-медвежьи перемялся с ноги на ногу, улыбаясь мягко. Сравнил невольно габариты Нагисы и кровати.
«Ему, наверное, и вовсе как стадион она будет».
- Если понадобится что ты спрашивай. Таблетки так, поесть-попить. С утра буди, если раньше встанешь. Все равно мне бы пораньше проснуться завтра конечно…
Все это – доставая плед, для себя любимого, для чего пришлось нагнуться к шкафчику в комоде. Выпрямился, держа ткань в руке, взглянул в глаза Рыжего. Невольно почти. И так же невольно улыбаясь.
- В общем-то, Нагиса… спокойно ночи?

Пусть Коста и правда не заметил, как сжимаются у Нагисы пальцы – гораздо более его в этот момент занимало то, что он чуть плед не выронил, именно потому что сжал пальцы в кулак, но не сдерживая ткань. Пусть так похоже, так глупо, действительно чувствовать себя неопытным подростком. Давно ведь не было. Даже когда был подростком. Словно сразу был взрослый – а теперь все это куда-то испарилось, делось в небытие, стоило поймать взгляд янтарных глаз. Пусть на момент, как-то слишком поспешно отводя, чтобы не увидел рыжий то ли досады, то ли просто непонятного такого чувства, который Коста испытал при словах Вайса.
«И что же у тебя за занятия такие… хотя, мое какое дело, правда же?»
- Не смеши… не такие уж у меня длинные ноги, чтобы ты мог под ними мешаться. – легкой улыбкой, полу шуткой. И правда будить не станет, ни к чему. Пусть высыпается. У него же… занятия…
Рука сама по себе тянется к челке, к своей конечно же, ероша каштановые уже такие заметные кудри, рассеянно и словно уже и идти надо, да только…
Опять слова. Интонация, голос, сама близость. Кажется, чувствуешь тепло, и не понять, просто так кажется, или правда ощущаешь. И словно автопилот включается. Тянется пальцами – к щеке, заводя за ухо рыжие пряди, мягкие и гладкие, как и весь Нагиса. Податься вперед, на момент прижимая губы к щеке. Не к губам, нет, на такую наглость Косту не хватит. И так кажется уже, что переступил черту, и в этом абсолютно согласно куда-то вниз ухнувшее сердце, как только губы коснулись нежной кожи. Отстранится, не так далеко, как того требовалось, задевая нечаянно кончиком носа скулу.
- Как бы, пожалуйста. Сладкой ночи. – тихо, почти бархатно, наконец находя в себе силы сделать шаг к двери. Еще шаг, слишком быстро может быть, выйти из комнаты, закрывая за собой дверь – аккуратно, почти бесшумно. И с выдохом прижаться лбом к холодной стене возле двери, жмурясь и ударяясь костяшками пальцев о ту же самую стену.
«Болван…»
Только вот сожаления почему-то меньше, чем хотелось. Зато губы хотят расползтись в улыбке, но на сердце – тяжело. Слишком противоречиво. Слишком много, чтобы разбираться на уставшую голову, поэтому Роднин вернулся в зал, кидая на диван плед, убирая со стола поднос – на кухню. Сполоснуть кружки, почему-то задерживая в руках ту, из которой пил Нагиса. Провести пальцем по краю – интересно, какие на ощупь у него губы, если…
- Черт…
Чертыхнуться, на чистом русском, поспешно убирая посуду туда, куда ей место, тяжело опуститься на стул, устроив локти на столе и потирая лицо ладонями. То ли ему все это сниться, то ли он правда с ума сходит, но факт остается фактом – еще немного и он станет настолько понимать Лиона, насколько ему никогда не хотелось бы.
«Что же такое-то».
Сигареты рядом, они, кажется, есть везде в его квартире. Придвинуть пепельницу, прикурить от спичек – на кухне зажигалки днем с огнем не сыщешь. Легкий выдох сигаретного дыма. И проклятия на сон, который, кажется, вздумал мужчину до утра покинуть.

Отредактировано Konstantin Rodnin (2011-06-01 19:07:15)

В этой тишине, наверное, не хватало музыки. Какой-нибудь такой, что отражало бы настроение. Может, это была бы сорок первая симфония Моцарта, а может, что другое, но факт оставался фактом – Коста с какой-то странной полуулыбкой выпускал в воздух дым сигарет, пристукивая зажигалкой об стол и стараясь ни о чем не думать. Это, кстати, почти получалось. Почти – потому что мыслей действительно было мало. И были они одной направленности, такой, что натуралу-Роднину не совсем нравилось. Но то ли он правда устал, то ли разум сделал свой подвыверт, но вот сегодняшний день не подходил ни под один из его жизни.
Начиная с того, что было ощущение что все идет так, как надо. Что все абсолютно правильно, так, словно и нужно было давно Косте именно это ощущение, которое засело, пусть еще не крепко, но видимо надолго, где-то районе сердца. Так странно, что душу человек свою всегда поселяет туда, почти неосознанно. Странно, но, тем не менее, не менее правильно.
Тишина, которую, кажется, разбавляет только стук собственного дыхание, тиканье часов на стене да выдохи серого, невкусного дыма сигарет. Несколько окурков, как обычно скуренных наполовину, один за другим странно аккуратно лежали рядышком в пепельнице. Узоры выкладывать было не в привычке Косты, но как-то…
Как-то получалось именно так. Так, и никак иначе. Точно так же, как мыслить.
«Спать надо…»
Только решился, делая последнюю затяжку, как врасплох застал голос Нагисы. Это же надо было так углубиться куда-то в себя, чтобы не услышать шаги чужие в собственном доме? Вот что значит хороший паркет, тихая походка и глубокая задумчивость.
- Воды? – тихо и чуть хрипловато, казалось, что громко говорить не стоит. Не в этой ситуации.
Обернуться и понять, что зря. Аж осекся как-то, невольно запечатлевая картинку в голове. Слишком хрупким кажется, вот так, слишком милым и даже…
Соблазнительным.
- Холодная пойдет? – поднимаясь с места, на полуавтомате наливая в стакан воды из бутылки, извлеченной из холодильника, несколько шагов – и уже возле рыжего, держа как-то не крепко стакан, сдавливая его в кончиках пальцев.
- Ты себя хорошо чувствуешь-то? – как-то почти неуверенно протянуть стакан, выпустить из пальцев – слишком рано для того, чтобы Нагиса мог успеть его взять. Тонкое стекло ухнуло вниз – а Коста не мог придумать ничего лучше, чем перехватить парня за талию, приподнимая от пола прежде, чем хрупкая грань стакана со звоном раскололась о дерево, расплескав воду и рассыпаясь на множество осколков.
Словно замедленная съемка. Сердце явно пропускает удары, но гораздо больше Косту взволновал тот факт, что они почти – нос к носу. Глаза Нагисы перед своими глазами, нервно облизнуть губы, и - усадил на столешницу – тоже ничего лучше не выдумал лучше. Прикрыл глаза на мгновение, слишком медленно убирая руку с его талии и отстраняясь.
«Да что за… он же не барышня, Коста, очнись ты наконец!»
- Эм... Тут посиди. Я пока уберу.
И как-то само собой на ступни его поглядел. Слишком уж нежные, по стеклу ступать. Ехидная мысль промелькнула – и Лион по головке не погладит за порчу хостов.
Порчу…
«Кто кого испортил еще… кто кого…»
Поднять взгляд, улыбнуться, мягко и легко, цепляя бутылку, которую так и не убрал и протягивая парню.
- Держи, да. Обойдемся без хрупких емкостей, если не против.
«Да отойди ты уже».
Но Роднин медлил. И сам не понимал – почему.

Если бы кто сказал Косте еще вчера, что он будет в настолько недвусмысленной ситуации на своей кухне с парнем – он бы только плечами пожал и списал эти слова под что-то, что подходит под слово «невозможно».
И вот сейчас это невозможное было настолько реальным, что казалось сном. Нереально это, своей внимательностью причинить боль человеку. И не какому-то отвлеченному, а вполне конкретному, что смотрел на него таким взглядом, от которого сердце словно останавливалось.
«Что же я делаю не так? Где я ошибся настолько, чтобы все было настолько… хрупко?»
Коста и правда ошибся. Этим днем он вообще совершил слишком много поступков, о которых не стоило вообще задумываться. Таких, каких сам от себя не ожидал. И вот сейчас…
Сейчас он чувствовал губы на своих губах. Пусть поцелуй не совсем такой, какой хотелось бы – словно с какой-то полу истерикой. Или надрывом?
Болью. Той, которая не должна быть. И растерянностью – хотя бы от того, что целовать мужчину не было противно. Было приятно, настолько, что руки Косты под конец сомкнулись на талии Нагисы, почти неосознанно притягивая его ближе, перехватывая губы – как раз в тот момент, когда он почти отстранился. Словно улавливая, желая задержать. Продолжить – все то, чего быть не должно.
Магия. Такая хрупкая, на момент, передохнуть, вдох-выдох, пытаясь заставить сердце не стучать так громко. Кажется, и Нагиса сможет услышать его, если захочет. Да только вот он вряд ли станет – холодные слова, слишком резкие, такие, что на губах Косты появилась на момент усмешка. Карие глаза внимательно всмотрелись в лицо хоста, словно изучая все черточки, пытаясь отыскать то, о чем говорил юноша. Отыскать – и не найти.
- Ты даже не представляешь, насколько ты прекрасен как мужчина. – сказать в пол голоса, мягким шепотом и на чистом русском, не особо надеясь, что его поймут. Точнее, может даже наоборот – с надеждой, что его не расслышат и не будут потом за слова ловить. Знал ли он, что когда-нибудь будет шептать такое парню?
Да никто не знал. И кто бы его увидел сейчас из знакомых сказал бы, что это не Коста. Так, брат близнец. И не иначе.
- Я… - исправиться на английский, чуть выпрямляясь, чтобы хоть немного перевести дыхание. Запах и близость – кружили голову. Было так странно. – Ты наверное чудесник, да? Фей. Я не сравнивал тебя с женщиной с самого начала. – и голос стал более твердым, потому что Роднин почти взял себя в руки. Почти – насколько это возможно было в этом ситуации. Заглядывая в янтарные глаза, стараясь словно успокоить. Найти ответы. Задать вопросы – самому себе. Ответить…
Или решить, что лучше стоит не задумываться.
- Боже… - пальцы сжались, Коста склонился, упираясь кулаками в столешницу, и опуская голову, чтобы хоть как-то привести мысли в порядок. – Если бы ты был похож на девушку, все было бы гораздо проще… хотя бы объяснить тот бардак в голове, который ты навел своим появлением.
«Надеюсь, вас этому не учат, да. Надеюсь, не все мужчины рядом с тобой ощущают такое. Потому что если я попался – я просто дурак».
Вспомнить про профессию – это правильно, думать в это сторону, отстраниться, все же отходя, забирая по дороге со стола бумажные полотенца. Оторвать одно, приседая на корточки и собирая с пола стекло. Не смотреть. Не соблазняться. Не задумываться.
«Просто прожить до утра…»
- Женщины… их я тоже вожу в рестораны. Мы смеемся, разговариваем. Точнее я говорю, а они смеются – тут уже различие. Ты разговариваешь. И голос у тебя отнюдь не женский.
Собрать крупные осколки, вместе с водой собрать мелкие – салфеткой.
- Потом я отвожу их домой. Или в отель. Но никогда – сюда.
Провести пальцами по полу, проверяя на наличие мелких осколков. Не зря. Легкая, отчего-то тупая боль в пальце и тонкий разрез, из которого на салфетку упала капля крови. Убрать осколок, последний, поднимая взгляд на рыжего, задумчиво провести кончиком языка по пальцу, слизывая кровь.
- И знаешь, почему ты здесь? – поднимаясь с места, отправляя стекло в утиль, а сам подходя снова вплотную к Нагисе, упираясь одной рукой в столешницу возле его бедра, заправляя рыжие прядки за ухо второй рукой, стараясь не касаться волос порезанным пальцем. – Потому что ты не они. И сегодня… сейчас…
Выдох, на мгновение прикрывая глаза. Каша в голове, непонятные желания – и Коста просто тянется на импульсе вперед, в свою очередь накрывая губы Вайса поцелуем. Крепким, но нежным – обнимая за талию, прижимая к себе, практически стаскивая его со стола, не отпуская – далеко. Только для того, чтобы глотнуть воздуха.
Только для того, чтобы заглянуть в глаза.
- По-моему… нам… пора… спать… - целуя после каждого слова губы, мягко и нежно, словно пытаясь понять. Уже находя для себя ответы – но не решаясь высказать их даже самому себе.
Уйти, не усложнять, отпустить. Но Роднин не торопится. Крепко держа в объятиях, до тех пор, пока не оттолкнут. Дадут понять, что лучше не надо.
И сам понимает, что не надо. Да только остановиться – как? Прикрывая глаза, практически растворяясь в неожиданном даже для себя самого тепле.
«Только сегодня… сейчас…»
А что будет потом – уже будет завтра. А не такое сладкое сегодня.

«Очнись, ты, парень. Или все твои устоявшиеся взгляды на жизнь покатятся черту под хвост…»
Очнутся – только от чего? Избавиться от пьянящего вкуса его губ, не чувствовать тепло тела через ткань рубашки. Ощущать объем тела, такого действительно совсем не похожего на те, что обычно были в его объятиях.
Нет, не так. Сравнивать казалось чем-то кощунственным, пусть и невольно получалось так. Низкая талия, хрупкое тело, все же чем дальше, тем больше Коста ощущал себя рядом с Нагисой ни кем другим, как медведем. Обнимать – почти трепетно, отмечая, что так непривычно, когда у другого человека спереди тоже ничего особо нет. Но казалось, что в этом тоже есть прелесть. Так оно – ближе. Позволить себе зарыться носом в волосы на момент, вдыхая запах, запах тела напополам с табаком и еще чем-то неуловимым, понимая, что утра не хочется. Вообще сегодня было много хотелок и не хотелок, и слушать слабые возражения разума было просто… больно?
Как сейчас. Глядя в янтарные глаза парня, понимать, что все что он говорит – правда, и лучше от этого не становилось.
Слушая голос. Так хотелось, чтобы он замолчал, чтобы не смотрел вот так – как-то таким образом, что внутри словно все переворачивалось. Да только вот реакция была наконец-то не рассеянной или виноватой. Коста просто-напросто разозлился. И прежде всего – на самого себя.
Быть одним из множества. Стать прошлым, просто уйти… оно ведь правильно, не так ли?
Правильно. Но только не для Роднина. Стать кем-то, кто причиняет боль Рыжем, кем-то, кого будут проклинать всем, чем только могут, кем-то, кто…
Кто был. Не кто есть, не кто будет, а именно был – в прошедшем времени. И это Косте не понравилось. Стать кем-то, на кого можно положиться. Кто будет рядом. Кто будет… просто будет. Сейчас и в будущем – то, к чему он привык. То, что казалось таким правильным и обычным, что даже мысль пронеслась в голове – а как же он раньше-то не догадался до всего этого?
Смириться с положением «стада» или выделиться. Сделать так, чтобы Нагиса улыбался. Улыбки – такие теплые, нужные. Без этой боли в глазах. Без этой горечи в голосе.
Сделать… а утро? Что утро. Утром не будет завтра. Утро будет бесконечное сегодня.
Мужчина молчал, в тишине комнаты просто обнимая плечи парня и не решаясь что-либо произнести. Имеет ли он право просить остаться? Имеет ли он право говорить, что будет рядом. Что он сможет дать парню? Он и не знал совсем, как за мужчинами ухаживать или что-то вроде того. Будет ли уместным дарить цветы и подарки, будет ли уместным ухаживать как за женщиной?
Уместно ли было вообще думать обо всем этом. Легкий вздох – и только нахмурился слегка, слушая японскую речь и решая, стоит ли показывать, что он понял то, что сказал Нагиса, или просто изобразить, что он не знает японского?
Слова, произнесенные на языке матери, почему-то тронули больше, чем если бы они были произнесены на английском. А может, цеплял смысл – в любом случае Коста медленно выпрямился, сжимая ладони парня в своих пальцах, глядя прямо в глаза. Не торопясь с ответом – но когда заговорил голос был мягок и тих. Пусть акцент, зато ответ тоже – на японском. Пусть знает, что он его услышал. Понял. И – не захотел оставаться в стороне.
- Я верю в то, что за несколько часов отдельно взятый человек может устроить такой переворот в ценностях и мыслях, что начинает казаться, что ты самого себя не знал всю жизнь. – прижать ладони Рыжего к своей груди, ближе к сердцу, которое, кажется, за этот вечер просто сошло с ума. То практически останавливалось, то, как сейчас – билось настолько быстро, что казалось еще немного – и ребра не выдержат такого напора. – Я верю в то, что за несколько часов можно настолько… привязаться к человеку, что дальнейшие дни без были бы намного более скучными, чем они могут показаться. Любовь ли это… - умолкнуть на миг, поправляя челку парня кончиками пальцев, скользя ими на щеку, только сейчас замечая, как же пальцы дрожат. – Завтра… знаешь, сейчас ведь больше полуночи. И сегодня… я хочу забрать тебя после работы. А может, и вовсе не пустить. Или… забрать твой день себе. Сводить куда-нибудь, хотя я абсолютно не представляю, куда бы тебе хотелось. - улыбнуться, мягко и нежно, понимая, что назад пути нет. Слова ведь сказаны, так? И японский…
Почему-то казалось, что этот язык придает словам какую-то магию. Он сказал. И отказаться от них уже не сможет.
- Прогулка. Разговоры. А потом – новое сегодня. Ты… можешь уйти. Завтра. Но знаешь… я действительно буду скучать по твоему голосу.
Снова замолчать, замирая почти, придерживая дыхание и глядя только в глаза. Пусть только сегодня, ведь так?
Тогда просто сделать, чтобы сегодня - не кончалось.

Улыбка на губах рыжего. Так мало, но на самом деле так много для отдельного взятого человека. В данном случае – для Косты. Сразу стало намного… легче. Проще. Хрупкий хрусталь взаимоотношений и ситуаций стал чем-то более крепким. Пусть еще рано рассуждать о том, что будет, но зато сегодня…
Сегодня можно было сделать таким, чтобы оно помнилось. Или хотя бы наполнить таким теплом, от которого потом нельзя убежать.
Зачем, казалось бы. Зачем Роднину понадобилось останавливаться Нагису, хотя было ясно – если мужчина не ответит и скажет просто «спокойной ночи» здесь и сейчас оно все закончится. Но не сказал. Не оттолкнул. Наоборот – только крепче прижал к себе, вспоминая, а когда же у него самого в последний раз был выходной. И не вспомнил.
А, наверное, стоило иногда себе устраивать.
- Это на моей совести еще и прогул будет? – с улыбкой, полу смехом даже. Японский язык – уже почти привычно ложился на язык. Будто так и разговаривал всегда с рыжим, и зачем какой другой язык для них двоих? Так оба понимают. Пусть у Нагисы он чище и приятней, Косте просто нравится произносить японские слова. Раньше только с матерью разговаривал, да по работе пару раз. Но не так это было… словно ласково более. Как и хотелось сейчас. Ласково да мягко, так же, как пальцы касаются его волос и щеки, шеи, ключиц, в последний момент только отходя от кожи подальше, чтобы совсем уж нагло не лезть под ворот собственной рубашки.
- Куда пойдем? Раз выходной, то и вставать рано смысла нет. – склонить чуть голову к плечу, скользя взглядом по лицу Вайса, разглядывая черты. Кажется, за день изучил уже каждый миллиметр, но нет, все что-то новое открывает. Что-то еще более очаровательное.
Открывает – и несколько пугает это все. Все то, что происходит.
«Только не начинай сожалеть, дурень. Такое… счастье… только раз в жизни бывает».
Счастье это или нет Коста решил подумать потом. Сейчас же просто улыбнулся, поддаваясь навстречу парню, близко, почти нос к носу.
- А значит… валяемся до полудня минимум. А потом… - подчиняюсь порыву – снова. Целуя мягкие губы, нежно совсем, легко, но не торопясь отстранятся, словно пробуя на вкус. Запоминая. – А потом будем делать что хотим и пойдем куда глаза глядят. Устроим выходной от планирования дня.
И правда же – всегда и везде жил Коста по плану. А тут так не получалось. Не получалось сказать сердцу, что жениться он еще лет пять не собирался, не получалось говорить ему, что оно немного перепутало пол того, что сейчас сидел перед Родниным в одной рубашке с такими соблазнительными губами, которых хочется ласкать еще и еще. Никогда Коста не был особым романтиком. Но кажется этим «сегодня» он откроет для себя очень много нового. Особенно про себя самого.
"Хотя хотелось бы про него..."

- У тебя красивый смех.
Выпалить быстрее, чем успел подумать заткнуться – давно не было у Косты таких ситуаций, когда язык бежал вперед всего. Язык да тело, наплевав на разум. Смутился бы, наверное, если бы мог – но решил просто убрать пряди рыжих волос назад, просто слушая голос, наблюдая. За глазами, руками, губами – за всем, что нес этот человек с собой. Тепло. Солнечный такой, как и все рыжие. Нет, не как все. Один такой – и никто не может сказать натуралу Косте, что же в нем сегодня переклинило.
«Интересно, а с утра магия раствориться?»
Не верилось уже в то, что это все мимолетно. Может, потому что на ветер Коста не привык слова пускать, может потому, что слишком хорошо и уютно было. Как надо. Как словно он бы искал что-то долго, нашел – и теперь тихо наслаждался этим теплом, которое искал.
У каждого человека ведь оно свое. И ищут его долго.
Долго. Бесконечно. Почти всю жизнь, иногда упуская из рук. Упускать не хотелось. Поэтому объятия стали только крепче, и Роднин согласно кивнул, соглашаясь с рыжим.
- Пусть поход в твое гнездовье будет единственным планом на завтра, уговорил. Если что - дверь просто толкну, она и откроется. – глядя в глаза, отмечая длину ресниц. Такие любой девке на зависть – но Роднин думает не об этом. Его мысли скорее в том русле, что ему необыкновенно подходят эти ресницы. И длина волос, хотя обычно Константин не обращал на это внимание, а в отдельных случаях так и вовсе был против неопрятных длинных волос. Но тут совсем другое дело.
Кто-то, кто вот так легко перечеркивал все его принципы и взгляды. Волосы, взгляд, профессия, пол в конце концов…
Фраза. Одна единственная, но так откровенно поставившая Роднина в тупик, что он даже не совсем сразу скрыл свою растерянность.
«Снять-то сниму, но куда?»
Гостиная. Вообще, по сути они уже ложились спать, значит в гостиную нести не так уж вежливо. Или, может, просто ни к чему. Действительно там прохладно уже, босиком ходить. Коста-то может большой и теплый, но все же согреет с трудом…
Спальня. Такая интимная вещь. Одно дело – сопроводить и уйти. Другое дело – вот так. Он не был уверен, что уйдет из комнаты, как только оставит там Нагису. Но не будет ли в этом слишком явный намек на то, что Роднин совсем не имеет в виду?
«По ходу пьесы разберемся...»
Вдох, почти неощутимый, перехватывая парня под колени одной рукой, поднимая на руки – снова. Улыбнулся, тепло и как-то странновато. Легкий и мягкий. Хрупкий. Таких только на руках и носить.
- Избалую я тебя.
Легкой констатацией, направляясь все же в спальню. Время позднее. Пора бы его усыпить, а самому потом в гостиной устроится. Так будет правильней.
Да только сможет ли уйти?

Пусть и не маленькая была квартира у Роднина, в дорога в спальню все равно показалась так издевательски короткой, что впору было бы в зале вокруг дивана сначала раза эдак три обойти, прежде чем идти в комнату. Но тянуть время – глупо, слушать какие-то усталые попытки разума вразумить мужчину было уже поздно, да и не нужно. Поэтому – пойти в спальню, прямо и чуть налево, аккуратно опустить Нагису на кровать, да и сесть рядом, сжимая слегка пальцы в ладони. Все же слишком контрастно, так вот когда рядом. Чувствовать себя большим и сильным рядом с парнем было непривычно. Не именно с данным – а вообще, в принципе.
Слушать слова – с улыбкой. Кажется, каша в голове была не только у самого Косты, и это даже каким-то образом… если не грело, то хотя бы давало уверенность в том, что для Нагисы это не было игрой в соблазнителя. А даже если и была…
В общем-то, про такой вариант развития событий думать не хотелось.
- Все бывает в первый раз, не так ли? - улыбка все шире, и Коста понимает, что даже как-то лестно это - осознавать что ты можешь дать что-то ему первым. ДАже такую мелочь, как платоническую ночь. Что проще, казалось бы?
«Хотя я понимаю остальных. Он все же чрезмерно очарователен».
- Это что-то из юношества, страх что ли, сделать что-то не так или не эдак… давно это было у меня уже. – махнуть на все предубеждения рукой, стянуть наконец-то до конца галстук, и отпустив на момент руку устроится спиной в подушках, полусидя, расстегивая еще пару пуговиц – чтобы не мешались, да и притягивая рыжего к себе, прижимая к широкой груди и касаясь губами макушки. – Не знаю, станет ли тебе от этого легче, но я уже часа два как абсолютно ни в чем (почти, правда) не уверен.
Говорить неторопливо и тихо, не потому что взвешиваешь слова, а потому что по-другому и не получается – давно такого не было. Вообще все было так давно, приступы робости или стеснительности, дрожь где-то внутри от опасений, что можешь что-то сделать или сказать не так и все сломается в один момент. Наверное, в чем-то опасения Косты и Наги были похожи.
Но все же Роднин знал, что восприятие ситуации у них абсолютно разное. Не знал он совершенно, как хост отреагирует на такого рода тепло. Невинность, не правда ли?
Как бы хотелось ее сохранить. Хотя бы сегодня. Пусть и сладко и в какой-то мере интересно было бы касаться его тела, но – куда им торопиться?
- Что-то заболтал я тебя совсем… ты же спать вроде хотел? – шевельнуться чуть, чтобы заглянуть рыжему в глаза, улыбнуться уголками губ, но все равно – тепло и даже нежно. – Ты на меня тоже определенно влияешь не менее странно. Например то, что я болтаю как сорока.
«И то, что я обнимаю сейчас мужчину».
Тихий, незаметный вздох, касаясь пальцами щеки, скользя по коже, убирая за ушко Вайса выбившуюся яркую прядь. Все же непривычно это и неправильно, с одной стороны. А с другой все было нормально.
И какую сторону слушать был еще тот вопрос.

Почти пригрелся, почти поверил в то, что так нужно. Почти – такое хрупкое теперь. И все склоняется к тому, что все это весьма неплохо. Очень неплохо. Просто поразительно хорошо.
Наверное, стоило немного помолчать. А может – оставаться на кухне и спокойно разговаривать за чашкой чая. Холодно – так согреть, принести плед, а может даже на колени к себе утащить.
Хотя, теперь, когда было так уютно и как-то слишком спокойно, начало закрадываться подозрение, что Коста все же где-то ошибся. А может, дело в том самом страхе, про который так замечательно выразился Нагиса.
Кто ж поймет, что происходит в уставшей голове, которая устала бороться то ли с телом, то ли с душой, которые, может, и вовсе сговорились, чтобы устроить Роднину веселую жизнь.
Ощущать тепло тело было не то чтобы непривычно. Разное бывало, но все же то, что происходит сейчас не идет ни в какое сравнение с тем, что Коста ощущал раньше. Ощущая тепло прикосновений даже сквозь ткань рубашки, в голове бродил только один вопрос – насколько эти пальцы могут быть нежными. Насколько это непривычно будет – ощущать прикосновения мужчины?
Прикрыть на миг глаза, сжимая пальцы Наги в своей ладони, прижать тонкие пальцы к губам на момент, провести носом по ладони, прижимая ее к своей щеке, улыбнуться в ответ на смешок – улыбкой почти на грани смеха. Но все же не смеяться, тихо Коста умеет редко, а шуметь сейчас казалось почти кощунственным.
- Главное, что все же в обществе…
Парад двусмысленных фраз начался и окончился успешно. Только с той разницей, что Коста хмуриться не стал, только задумчиво разглядывал лицо Нагисы, заглядывая в глаза, поглаживая кончиками пальцев щеку. Улыбка снова тронула на момент губы мужчины – а потом на Рыжего был направлен совершенно, просто откровенно и так странно редкий, но все же – недоуменный взгляд.
«Что-то не так?...»
Немой вопрос в глазах, сел, выпрямляясь и внимательно разглядывая лицо парня. Все же…
Нотки грусти и эта осторожность. Все это было настолько легким намеком и глубоким отражением в глазах, что внутри просыпалось что-то вроде…
Нет, не жалости определенно. Роднин снова ощутил для себя совершенно необыкновенное чувство злости. На тех, кто был с Нагисой раньше.
- Знаешь… я, наверное, подарю тебе пистолет. – тихо, склоняясь чуть над полунемцем и убирая рыжую челку со лба. – На тот случай, если вдруг неожиданно я сделаю тебе больно… мог просто пристрелить. Даже расписку напишу, что все по обоюдному согласию. А теперь и правда спать…
Наклонился ниже, касаясь губами щеки. Улыбнуться – заглядывая в глаза, скользнув пальцами к губам.
- И раз уж мы все равно впали в юношество… - задумчиво несколько прерваться, разглядывая лицо. Момент молчания, и Коста в одно движение просто сгреб Нагису в охапку, пользуясь преимуществами весовой категории, накрывая губы поцелуем. Мягким, нежным – с одной стороны, но…
Все заключалось в этом «но». Желание защищать и просто уютно «быть в обществе взрослого, но неуверенного мужчины» сделало поцелуй более чувственным. Более – и глубоким, таким, что про дыхание забываешь. Просто ощущать губы, жар его рта, вкус. Тело под собой…
И тревожные нотки жара внизу живота.
- Спокойной ночи, Нагиса. - жарким выдохом, с улыбкой легкой, чуть отстранится – только для того, чтобы прижать его к боку, движением, которое не потерпит возражений. Ибо если оттолкнет
То придется идти на диван. Может, так было бы даже лучше. Хотя бы не пришлось так надеяться, что Вайс не заметит, что Коста слегка не совсем похож по состоянию на натурала, что в постели с другим мужчиной.

Обнимать, крепко но нежно, разглядывая лицо, внимательно, не торопясь. Пусть в комнате не так уж и светло, кажется, что можно разглядеть каждую черточку. Арийских корней там явно был минимум, а если и были они – то японская кровь щедро добавила свои и размягчила те, что должны были быть. Красивый, не поспоришь. Притягательный. Так странно – особенно ловить себя на этих мыслях.
Если в Нагисе просыпался ребенок, то в Косте явно просыпались сразу несколько чертей. Один из них шептал прекращать комедию и искать себе жену, второй говорил, что один раз не пидарас – сделал дело и…
А третий шептал громче и настойчивее всех, и говорил он о том, что действительно не хочет, чтобы эта сказка на двоих кончалась.
«Для двоих? Роднин, ты определенно сошел с ума….»
Провести пальцами по прядкам, убирая челку с глаз. Минута, вторая. Еще чуть – и Коста сам не заметил, когда уснул.

А утро… пришло совсем неожиданно. Роднин только поморщился, когда не в меру юркий солнечный зайчик вздумал сыграть с его глазами в только ему одному понятную игру. Чуть шевельнуться – и застыть, понимая, что тяжесть на плече явно не от одеяла и не подушки. Вполне живая и теплая, в голове пронеслись воспоминания вчерашнего дня и захотелось тихо застонать от всего этого. Но Коста мужественно сдержался.
Полежал только еще чуток, не смея ни открыть глаз, не решительно подняться. Хотя, если совсем уж, плечо честно затекло. Пусть и было это все приятным до безобразия, Коста понял одно – спать в рабочей одежде все же не слишком хорошая идея.
«Как бы так…»
Все же открыть глаза – лишь для того, чтобы снова замереть, на этот раз даже притаив дыхание. Стало так откровенно плевать на все свои натуральные шепоты в голове, стоило только взглянуть на Нагису.
Золотисто-желтый утренний свет отражался от светлой кожи рыжего, окружая его словно какой-то волшебной дымкой. Теплые волны волос, тихое дыхание – и такое лицо, от которого карие глаза Роднина никак не могли оторваться.
«Это мне дар или наказание?»
Протянуть руку, касаясь отчего-то чуть дрожащими пальцами челки, совсем легко, чтобы не разбудить. Хотелось коснуться щеки губами, но Коста с тихим выдохом, наконец-то вспомнив, что телу нужен кислород, лишь шевельнулся, предельно аккуратно перекладывая это рыжее чудо на подушку и сползая с кровати. Размять плечо, разглядывая все лицо Нагисы, не торопясь отводить взгляда. Что-то волшебное и неземное. Не настолько змеиное, насколько могло показаться в начале, когда услышал его имя. И не женское. Такая красота была бесполой – просто потому что относить ее к чему-то приближенно-разделенному земному было бы кощунственно. В детстве все хоть раз рисовали рыжего ангела.
А у Косты он был совсем не нарисованный.
«Во плоти, да. Кто бы мог подумать только».
Взять вещи, тихо выскользнуть из комнаты, лишь слегка прикрывая дверь. В душ, под воду, приводить мысли и себя в порядок, выбраться наконец-то из одежды, что так надоела за прошедшие сутки. Вода приятно освежила тело – но не смогла стереть перед глазами образ из спальни.
«Кажется, ты все же крепко влип, приятель. Кто тут против из головы?»
Против были только несколько мыслей, но их легко можно проигнорировать. Пока. Слегка обсушить волосы полотенцем, заглаживая влажную челку назад. Слегка взъерошенный, свежий и в шелковом халате – такой и вернулся в спальню, останавливаясь на момент на пороге, словно решая – заходить или уже идти на кухню.
Соблазны, их так много, и их всех так странно хочется. Страшно – на момент, но ноги уже сами идут к кровати, тело наклоняется, а губы мягко касаются щеки, выполняя желание, что так крепко засело в голове с момента пробуждения.
- Давай Нагиса, вставай. – голос необычно для утра не хриплый, а вполне даже мягкий и глубокий. Присесть рядом, перебирая пальцами прядки за ухом. – Просыпайся. Ты завтракаешь? А то придумаю что-нибудь сейчас.

- Весь мой? Кажется, вчера мы договаривались как минимум про прогулку, или расценки изменились?
Не сдержался Коста, говоря все с улыбкой на грани со смехом. Все же люди с утра, обычно, презабавнейшее зрелище, особенно когда сам уже достаточно бодр. А уж с бодуна, который, вероятнее всего, мучил Рыжего, так и вообще святое немного поиздеваться.
Он же не в обиду. Просто так, слегка.
- Ну, чего подскакиваешь так? – все же рассмеялся, легко провел пальцами по волосам, ероша чуть макушку. – Все же перепил ты вчера…
Поднялся с кровати, отходя к шкафу, доставая чистые полотенца и мягкий халат. С сомнением посмотрел на Нагису, понял, что тот в нем утонет – но поменьше размера в его квартире ну никак не было. Женщины вещи не оставляли просто потому, что их тут не бывало, а иметь запас одежды размером меньше просто не было необходимости.
- В душ и на кухню. Я приготовлю пока чего перекусить.
«И рассолу».
Положить одежду с полотенцами на край кровати, да и, улыбнувшись Рыжему, отправиться на кухню. Там уже почти привычно (правда, в немного большей порции) замешать омлет, параллельно включая кофеварку и задумчиво потыкивая омлет в сковородке вилкой. Все же так и привыкнуть недолго, готовить на двоих. Оно так веселее, и дома чаще появляться заставляет, да и вообще…
«О чем я только думаю»
Потер переносицу, прикрывая на момент глаза. Все же он определенно сошел с ума, раз может так легко откинуть все годы своей натуральности. Может, просто наваждение кратковременное, а может это пресловутое мамино «У каждого свое, и никогда не угадаешь, какого пола.»…
Вздох, тряхнуть головой и решить подумать обо всем вечером. Выключить огонь под сковородкой, налить кофе, поставить на стол и устроить рядом стакан с водой и таблеткой. Конечно, пить химию с утра не самое лучшее решение, но Коста сам всегда так делал, и ему вроде помогало. Значит и рыжему поможет. И тот на трезвую голову подумает, хочет ли вообще с Родниным связываться.
Хотя какое-нибудь «извини, у меня дела» было бы… слишком неуместным. Хотя бы потому что этого не хотелось. Так странно и так еще более запутанно чем вчера. Может быть, утро вечера мудренее, но на этот раз оно было какое-то «мудрёнее».