>>> Подворотня

Расслабится настолько, чтобы пропустить мимо слуха приближение людей – давно Хаку не совершал такой ошибки. Пусть Росс был милым и пушистым, пусть противоречил словам мимикой, все же стоило отнестись серьезней к тому, что ждало за их спиной.
А спина чуяла опасность. Шаг в сторону – как раз вовремя, чуть рассекая рукав пиджака пролетела пуля и очутилась над головой мальца.
- Сhikushou* …
Ругательство соскочил с языка прежде, чем в руку так привычно легла рукоять пистолета, и ответная пуля полетела куда-то туда, в темноту.
Только вот ум мальчишки стал поразительно быстрее. Бежать-то дело, конечно, машина…
«Только не говорите, что я умру в железной коробке?»
Поддаться на движение, усаживаясь в пассажирское почему-то сидение. Рывок вперед, звон заднего стекла – Хаку оборачивается, делая три выстрела. Одна пуля точно попадет.
А вот остальные – как кому повезет.
- Чтоб их всех… - бормотнуть в полголоса, предусмотрительно застегивая ремень безопасности. Пусть на них висит угон частного автотранспорта, гораздо страшнее ХАку было наблюдать за тем, как проносятся мимо машины. Хотя…
Стоило взглянуть на парня, просто посмотреть, другим немного взглядом и можно было даже немного расслабиться. Хватка на руке – видно, что не первый день. Черты лица остались красивыми и стали такими, что в другой ситуации Рока не преминул бы мальчика соблазнить. Но везде были свои но.
Как и сейчас.
- Через три квартала направо. Но ты поплутай. Кто знает, какая за нами погоня…
Рука сама тянется к сигаретам, но тут Хаку настигло разочарование – пачка была пуста. Новое ругательство, правда уже не вслух, пачка летит за окно. А на ругательство за ним от какого-то водителя, так стремительно исчезающего где-то позади – абсолютно выразительнейший фак.
- На вопросы потом, за дорогой следи. Направо. Направо, а не налево! Да поздно, прямо и через мост…
Вздох, усталый, наконец-то пряча пистолет обратно в кабуру. Потереть переносицу, краем глаза отмечая дорогу. Объяснять парню все, что Хаку знал? Ну нет. Много чести. Много планов порушатся.
Сейчас надо действовать осторожно.
- Вон тот дом, но остановись за той лавкой. Не хочу ворованную машину светить.
Даже облегченно как-то вздохнуть, когда наконец-то остановились. Выйти из машины, внимательно «сканируя» взглядом местность. Вроде никого подозрительного. Поманить мальчишку за собой, дойти до подъезда, лифта, подняться, все – молча, обдумывая, разглядывая.
Двойственное ощущение было от рыжего. И надо было много времени, чтобы решить, как действовать.
Соблазном? Придется в слишком многом себе отказывать. Заботой?
«Боги, что это за слово вообще».
- Тебе туда.
Хватая за порогом малого за шкирку, толкая в душ и захлопывая дверь.
- Одежду принесу сейчас.
Выиграть время, еще чуть-чуть, пока план сырой – нужно думать. Пройтись по комнате, подняться к гардеробу, высматривая, в чем парень не сильно утонет.
И думать-думать-думать.
«Наверное, стоит позвонить начальству».

*сука (яп.)

Молчать – это то, что Хаку умел лучше всего. На вопросы особенно любил замалчивать ответы, зачем отвечать человеку сразу, когда можно немного помучить.
Вопросы без ответов, но всех их Рока помнил, и обдумывал, пока руки перебирали рубашки. Фантазия то и дело подкидывала картинки, как в этом будет выглядеть паренек, но садист так странно от всего этого отмахивался, думая лишь о деле. Сначала оно. Потом уже все другое.
Рука тянется к телефону – сама. Прислушаться к дому, тихо и спокойно, вода шумит в душе. У него есть пара минут, вполне достаточно.
Звонок шефу. Пара фраз, рассказать ситуацию, похвалили – ну надо же. Получить резкие команды, сказать: «Конечно, мэээм», и отрубиться прежде, чем шеф сообразит, что именно ему сказали.
Разрешение действовать по ситуации получено, осталось его использовать.
Острый слух слышит шаги – понимание, что разговор закончен вовремя все же грело душу. Взять из всего набора все же первую попавшуюся рубашку, в клетку, сам не знает, откуда взялась такая. Может, и не его вовсе. Спуститься – неторопливо, наблюдая умилительную картину. Еще бы малой не был настолько наг – так вообще прям картины пиши.
Или наоборот – полотенце явно лишнее в этой картине.
- Оденься, простудишься. И вряд ли кот тебе ответит, но это Плюшка.
«Предатель». - Явно мысль, обращенная к коту, который, кажется, даже не заметил, что его подняли с места. Еще сонная морда, вот немного оклемается и придет в шок от такой нежности. Но царапаться вряд ли станет.
Проходя мимо накинуть на голову парня рубашку, не оглядываясь пройти за бар, на кухню. Все же мальчиков Хаку любил, и лишний раз соблазняться был не намерен.
- Есть не хочешь? – прислушиваясь и к себе самому, снимая пиджак и закатывая рукава рубашки. Сполоснуть руки под водой, все еще не оборачиваясь, давая время переодеться. Такая странная забота – и когда это Рока беспокоился, что кто-то может его стесняться?
- Меня зовут Кохаку Рока. Поживешь первое время у меня.
Щелкнуть кнопкой на чайнике, все же оборачиваясь лицом и подпирая бедрами столешницу разделочного стола, скрещивая руки на груди и одаривая парня тяжелым, задумчивым взглядом.
- И сначала расскажешь мне то, что знаешь или понимаешь сам.
"Хаку - нянька... спешите видеть".

- Исходя из грамматики, и что ты явно знаешь японский, Рока-са…
А вот договорить Кохаку не успел. Уже и плевать стало, что мальчик назвал по имени, потому что  Рока впал в перманентное состояние удивления.
«Это что он вытворяет?»
Объяснять парню весь риск такого движения Хаку не стал, лишь скрипнул зубами, выдыхая и, неожиданно для самого себя, мягко приобнимая парня за плечи.
- Не реви только.
Тихое предупреждение. Если сейчас Хаку еще держал себя в руках, то что делать в ситуациях, когда кто-то плачет, кроме как дать по морде он не знал.
Визг, откровенно говоря, резанул по ушам. Хаку только смех сдержал, делая невинное лицо и всем видом показывая, что он не причем. Ну, подумаешь пока обнимал чуть ниже руки опустил, задевая узел на полотенце. Ну, ведь никто этого не заметил, правда?
- Тебе не кажется, что если я просто отвернусь, будет намного проще?
Со смехом в голосе, так странно почти не издевающимся. Разве что совсем немного – просто по привычке. А вот невдомек парню, что пальцы сжимать надо, когда глаза накрываешь. Чуть посмотрел вниз – и все замечательно видно, только Хаку не будет об этом говорить. Мужчина просто убрал руки от парня, чтобы не смущать его еще больше и уперся ладонями о столешницу за собой. Воплощение невинности – картина первая.
«Что за дурдом?»
Мобильный заиграл своим похоронным маршем как никогда вовремя. Рока попытался было потянуться на звук, безошибочно угадывая, откуда идет звук, да малыш его опередил.
«Интересно у него… он действительно уверен, что когда у меня руки не заняты так безопасней?».
Услышать голос. Слова. Почувствовать (ну, он же честно не смотрит за мальчиком, на этом месте все поверили) реакцию рыжего. Понять, что уже апофеоз, а посему – расхохотаться, пусть хрипло и словно по-собачьи, но, несомненно – это был смех.
- Я тебе говорил… одеться… малыш, я правда могу просто отвернуться…
Подхихикивая и удивительно послушно следуя за парнем, Хаку только представлял все это со стороны и сдерживал новые приступы хохота. Давно он не попадал в такие веселые ситуации. Прямо даже интересно стало, чем это все закончиться может…
Кроме падения.
- Shimatta…
Успеть в полете перехватить паренька за талию, подставляя свободную руку на падение. Просто удержать его на весу, хлопаясь на колени, аккуратно уложить – следуя за движением падения. Но синяков не будет, и парень вообще ударится не должен. Только вот глаза свободны, и когда Хаку понял пушистые ресницы оказалось, что он вот так вот как-то к парню нос к носу. В опасной близости от губ. Смотреть какое-то время в глаза, не спеша отстранятся. Сам виноват, что так упали.
- Не ушибся? Давай в дальнейшем без самодеятельности. Я говорю – ты делаешь. Ясно?

«Чтож ты, блядь, так елозишь-то?»
Хмурился Хаку, пытаясь вроде как-то отстраниться, да только поза этому не способствовала. Еще и телодвижения парня откровенно… напрягали определенные части тела. Не настолько Хаку холоден, чтобы не замечать тепла тела под собой, тем более такого молодого, невинного и аппетитного.
- В смысле – что? – даже в ступор впасть на какой-то момент. Это потом Хаку тихо рассмеется, скорее от растерянности, чем от чего другого, запуская пальцы в челку и прикрывая глаза. – Боже, только не говори мне, что ты девственник…
Последнее уже по-английски, неразборчиво и как-то хрипло-рассеянно, просто констатируя факт больше, чем спрашивая. Было настолько смешно и нелепо ощущать где-то возле живота возбуждение парня и видеть его страх, что сдерживаться было как-то трудно. Возбуждение у самого мужчины осталось где-то там, за смехом, абсолютно не мешая голове и не особо отражаясь еще на теле. Просто было волнующе – такое зрелище, да бесплатно.
- Заболел? О, милый, если это болезнь, то ей больны все мужчины на земле.
«Ну, кроме импотентов».
Все же рассмеяться, тихо беззлобно, касаясь кончиками пальцев боков парня. Как же все-таки соблазнительно – развратить такое непорочное тело, подчинить себе. Заставить от себя зависеть – кажется, именно это и следовало бы сделать. Щелкали включатели в голове, пусть где-то глубоко, очень-очень, зашевелилась совесть.
«Это еще что за новости?»
Поспешно затолкав совесть куда подальше, Хаку только повел плечами, высвобождаясь из объятий мальчишки, удобнее устраиваясь у него между ног, раз уж он так неосмотрительно обнимал его ими. Склонится над ним, упираясь одной рукой возле головы, глядя лукаво и через легкий прищур, улыбаясь – максимально мягко и безобидно.
- А если болезнь – то одежда тебе не поможет. Зато добрый… хех… «доктор» - так вполне.
Улыбка стала более хищной, только вот парень вряд ли ее уже увидел – потому что Хаку склонился над Домиником, шепча уже на самое ухо, ладонями поглаживая тело. Живот, бока, грудь, задевая чуть пальцами соски, опять – на живот, скользя пальцами ниже, дотрагиваясь до сосредоточия «жара».
- Расслабься, Ники. – чуть ли не мурлыком на ухо, самому себе поражаясь. Давно ведь мог уже просто связать да трахнуть, тем более что мальчик сам виноват в своем возбуждении. – Я тебе помогу. Просто доверься, ладно?
Касаясь губами шеи, скулы, щеки, снова шеи, пытаясь отвлечь, смыкая пальцы на плоти, скользя губами чуть ниже – на ключицы, словно размышляя, что же с ним делать.
- Тише, Ники. Все хорошо…
Успокаивать – так странно и непривычно, что сам уже чуть не уверен, что все делает правильно. Но пока голова думает – рука уже делает, приласкивая, поглаживая, а губы бродят по плечами шее, отвлекая и успокаивая.
«Походит на действительное совращение… Хаку, ты, кажется, влип».

Невинность и наивность. Два слова, которые Хаку никогда не любил, ибо обычно это были маски и ничего более. Давно, весьма давно он не встречал поистине невинного человека. Вот и сейчас как-то с трудом верилось, что до этого момента к Ники никто неприкасался. Обычно тела реагировали на ласку сильно, так, чтобы почти моментально, только после долгих «тренировок». Не трогая тело – оно отвыкает, оно станет словно «заколоженным». А тут… прям рай для садиста.
«Глядишь, после того как станет жить активной половой жизнью рубашку не сможет нормально одеть из-за чувствительность сосков…»
Вот на чувствительность эту упомянутую часть тела Хаку и проверил, из любопытства. Обжигая кожу на груди дыханием, прикусывая слегка бугорки сосков, один, второй, спуская медленными поцелуями по телу, к животу, ниже. Жарко становилось в комнате – это определенно. Даже странно, что этот мальчик неумелый может заводить.
«Спокойствие, Хаку, только спокойствие…»
Вдох, выдох, доходя поцелуями до критической линии низа живота. Поднять взгляд, с улыбкой, мягкой да хищной. Хаку вообще редко улыбался, но сейчас само собой, как-то неосознанно, губы то и дело растягивались в этой неведомой для них мимической особенности.
Ласково губы касаются плоти. Тоже непривычно, хотя порой Рока любил доводить своих партнеров конченых мазохистов до критической точки именно лаской. Но тут совсем не так. Тут настолько другое, что впору отстранится и отправить парня в душ, просто забыв про все это, и быстрее отправить его к своим родственникам, получать права наследия и все такое.
Правда, тут-то и пришла роковая мысль, что посылать такого невинно-наивного мальчонку в лапы бандитов не самая лучшая идея. В лучшем случае – его убьют. В худшем…
Что ж, с таким-то милым лицом ему найдут применение, только не сказать, что Хаку такое применение бы обрадовало.
«Да про что я думаю вообще? Неужели в жопе заиграла жалость?»
Тихое фырчание, тут же обхватывая плоть плотным кольцом губ, прекращая поддразнивать головку языком. Просто помочь, разрядка, не более, юному телу пора бы знать, что такое возбуждение. Приласкать, пригладить, отсосать – пусть нежно, пусть чутко и внимательно, но Хаку убеждал себя, что это всего лишь часть работы.
Работы приятной, увлекательной, в конце-то концов, даже где-то возбуждающей. Но все же – это дело…
И когда же он стал таким трудоголиком?